Но это была истина.
Но может быть это была истина только… сейчас. Может это из-за горя и тому подобное. Да! Это именно так! Я просто вымотался и устал и мои товарищи ушли и я чувствую, будто я пользуюсь ими сейчас но…
Но это пройдет.
Верно?
Правильно?
Он прождал больше часа, чтобы выйти. Чтобы прокрасться, на цыпочках, выключив свет в ванной, прежде чем он открыл дверь.
Она спала. По крайней мере она лежала на темной кровати и этого было достаточно для него. Он прокрался мимо нее в гостиную и нашел в шкафу дополнительное одеяло и закутался в него на диване и выключил свет — не издав ни звука.
Завтра это пройдет.
Правильно.
Но среди ночи звук плача разбудил его. Он встал с дивана и пошел к ней, но звук затих. Это была Даветт?
Это из-за меня?
Это когда нибудь закончится?
На следующее утро она была милой и дружелюбной и любезной, как будто ничего не произошло, и он знал, черт возьми, прекрасно, что он ранил ее чувства, но…
Но он не желал думать об этом сейчас.
Кот пришел немного позже и он был дрожащий и поседевший, но он вернулся.
Они ни о чем не говорили, пока заказали и ждали завтрак и затем его доставили и они уселись вместе и съели его, и именно где-то посреди завтрака. Кот посмотрел на Феликса и поблагодарил его.
И Феликс пожал плечами.
Через несколько минут Кот заговорил снова:
— Итак. Каков следующий шаг? — спросил он Феликса.
И Даветт тоже смотрела на него, как будто это было для него самое естественное в мире — принимать решения.
Он почти ударил Кота вновь.
Он хотел сказать, Не начинай смотреть на меня, сейчас, черт возьми! Я не перехватывал никакой эстафеты.
Но он этого не сказал. Он был спокоен. Он играл в игру и давал им то, что они хотели. Он сказал им, что они останутся здесь, в апартаментах, до завтрашнего дня, когда они поедут в офис епископа, как планировалось, и возьмут документы и билеты на беспосадочный перелет до Рима, который произойдет на следующий день.
Спокойствие. Резонность. Лидерская интонация, если это то, чего они действительно, действительно, еби их мать, хотят.
Но, добавил он тихо, не думайте, что это меняет что-нибудь. Это не меняет дерьма.
Мы выходим из вампирского бизнеса.
Поэтому они оставались в номере. Весь этот день и всю эту ночь. Доставка еды в номер и киноканалы и алкоголь. Когда стемнело, Кот отправился в свою спальню. Несколько минут спустя, Даветт отправилась в другую.
Феликс взял свою выпивку и подошел к окну и обозрел северный Даллас.
Странно, иметь возможность сделать это. Когда он рос, ничего не было на этой северной окраине. Ни торговых центров, ни автострад, ни высотных роскошных отелей. Но теперь он практически мог увидеть свой дом. Он практически мог увидеть ее дом.
Пришли воспоминания, по какой-то причине. Он любил это время. Деньги, прекрасные дома и люди. Загородные клубные вечеринки. Дебютные балы. Он всегда хотел быть частью этого, потому, что он видел это как нечто большее, чем просто фривольности высшего класса. Это было празднество мужчин и женщин, их поколение за поколением, взращивали для того, чтобы формировать мир. Может они были немного сообразительнее? Потому, что их родители были достаточно умны, чтобы построить так много и у них будут такие-же сообразительные дети?
Или может нет. Феликс знал много тупых богатых детей.
Но, тем не менее, было ожидание. Ты должен был что-нибудь сделать. Изобрести что-нибудь или, по крайней мере заняться производством и установить достойную зарплату и поддерживать своих сотрудников и расширять что-то. Расширять все.
Но я этого не сделал. Я не делал дерьма. И вот я здесь, машу рукой на прощание.
Дерьмо.
Так вот почему история Даветт так глубоко тронула его? Потому, что она была о людях, у которых отобрали лучшее из его прошлого? Лучшее из его воспоминаний?
Должен ли я попробовать войти к ней прямо сейчас?
Он еще раз выпил. И еще. Он был пьян после третьего раза и, благо, диван был прямо под боком.
И он не хотел думать об этом.
В епископском офисе у Св. Лючии было очень тихо когда Феликс пришел туда на следующий день. Там был еще один епископ, викарный, который сопроводил Феликса во внутренний офис и вручил ему документы и билеты.
Затем он спросил, что делать с телами.
Карла. Епископа. Двух его помощников. Оказалось, что все остальные сотрудники епископа бежали в церковь во время нападения, где они были в безопасности.
Но что делать с телами?
Феликс знал недостаточно, чтобы рассказать им. И он, черт возьми, не собирался выходить к Блейзеру и приводить Кота для объяснений.
— Позвоните в Рим, — сказал он.
— Но как насчет вашего друга? — спросил его епископ. — Я понимаю, что его останки имеют уже…
— Позвоните в Рим, — повторил Феликс, затем ушел.
Был уже поздний вечер, когда он привез их обратно в отель. И солнечные лучи ярко освещали огромное стеклянное здание и может быть именно это делало его похожим на тюрьму.
Феликс остановил Блейзер перед входом в отель. Вход соединяющийся с торговым центром Галерея был менее чем в ста ярдах, с его магазинами и людьми и… Он понял, что его лихорадит. Это было плохо.
— Кто нибудь хочет чего нибудь? — спросил их Феликс, неожиданно.
Кот и Даветт обменялись улыбками.
— Конечно, — сказал он.
— Посмотрим, — сказала она.
И все они ухмыльнулись и Феликс позволил служащему отеля припарковать машину и они вошли внутрь и проследовали через вестибюль к дверям торгового центра и к тому времени, когда они добрались туда, они бежали почти что рысью. В торговом центре было полно людей прогуливающихся вверх и вниз, дети прыгали и жестикулировали, пожилые пары сидели на скамейках со своими сумками у ног. Место было четырехэтажным и тянулось четыре квартала, с магазинами, расположенными по обе стороны Большого Атриума, тянувшегося во всю длину. Венчала все это огромная изогнутая крыша из множества прозрачных панелей.
Розничный рай.
Они практически совершили кое-какой шоппинг. Через несколько мгновений Даветт заметила нечто в витрине привлекшей ее внимание, а именно пару коричневых туфель. Она спросила мужчин, что они думают о них и Кот и Феликс ответили, что они красивы, почему бы ей их не купить, и она ответила, что купит.
Но вместо этого они просто постояли, глазея на витрину. Несколько минут спустя они двинулись вдоль торгового центра на запах еды. Большинство ресторанов располагались в центре Большого Атриума на трех этажах с видом на каток. Тут были стейк-хаусы и маленькие бистро и Текс Мекс джойнтс и Китайская кухня и два или три небольших бара.
Они сошлись на баре, в котором подавали еду и нашли столик, откуда открывался вид на каток.
И они расселись и выпили и еще раз выпили и что-то перекусили и понаблюдали за фигуристами, комментируя их. Но они не говорили ни о чем серьезном. Ни о чем. И они не уходили. И солнце медленно заходило.
Что мы пытаемся доказать, полюбопытствовал Феликс, когда он понял, что они собираются остаться.
Что мы пытаемся отрицать?
Спустя полтора часа, когда небо над ними почернело, они увидели вампира.
Или заметил его, скорее, той, принадлежавшей ему, Феликсу частью.
Это и проклятая несправедливость всего этого.
Потому, что они смотрели на него какое-то время, прежде чем они поняли, кто это был, прежде чем у Даветт вдруг перехватило дыхание и мужчины посмотрели на нее, посмотрели туда, куда смотрела она, на того самого парня, стоящего внизу, в другом баре…
И разглядели его. Распознали в нем того, кем он был.
Это был длинный, отделанный полированным деревом, изогнутый бар, огибавший края катка. Усталые посетители могли сделать паузу, присесть на табурет, перехватить и быстро выпить стаканчик не сходя с дистанции. И тогда они могли бы посидеть там подольше, наблюдая за фигуристами. И может быть, выпить еще, прежде чем попытаться найти подарок ко дню рождения Дяди Стэна. Может быть, они остались бы до закрытия. Вампир находился в дальнем конце бара, слева, стоял там один, притворяясь, что пьет что-то в одиночестве. В нескольких футах справа от него, сидела в одиночестве молодая женщина лет двадцати с небольшим, длинноногая, с каштановыми волосами и куча сумок с покупками сгрудилось вокруг ее табурета и никто не мог спасти ее.